Ранние браки в древней руси. История заключения браков на руси. Наши дни: по любви и по расчету

О нравственных нормах, царивших на Руси до принятия христианства, известно мало. Кое-что учёные-историки и и филологи узнают из древних летописей и берестяных грамот, о других вещах лишь догадываются, опираясь на сказания, песни, былины и даже детские считалки.

В языческой Руси невест просто умыкали

Благодаря «Повести временных лет» XII века известно, что в языческой Руси до крещения существовал обычай «умыкания невесты от вод» – то есть кражи девушки или женщины в тот момент, когда она ходила на озеро или речку за водой по предварительному соглашению с невестой.

Такой способ бракосочетания проводился несколько месяцев в году: начинали «умыкать девиц» весной на праздник Лады – языческой богини домашнего очага, а заканчивали на Ивана Купалу.

Подобной «женитьбе» весьма способствовали языческие гуляния, причем в них принимали участие и незамужние девушки, и замужние матроны – об этом с горечью писал игумен Панфил («Послание о купальской ночи»); вполне естественно, что в этот момент было удобно «умыкнуть» приглянувшуюся невесту.

Каков был возраст вступления в брачные отношения женщин в языческой Руси, судить сложно, но историки склоняются к тому, что в среднем это было 13-14 лет – возраст физического созревания девушки.

А позже «приводили» к мужу

Автор труда «Женщины Древней Руси» Наталья Львовна Пушкарёва, которая в России считается основателем русской школы исторической феминологиии, пишет о том, что в VIII веке женщины на Руси не были объектом насилия и имели право выбирать себе мужа, давая личное согласие на «умыкание».

Однако вскоре этот обычай сменился насильственным воровством женщин, и возможно, в связи с этим появилась традиция ограничивать свободу женщины – мужа ей находили родители, и жену «приводили» к мужу.

Сначала это распространилось среди князей: именно таким образом «привёл» Вещий Олег жену своему воспитаннику князю Игорю: «Игореви врастъше... < ...> ...и приведоша ему жену от Плесоква, именем Ольгу». Так же «приводит» жену-гречанку князь Святослав своему сыну Ярополку: «У Ярослава же жена Грекиня бе... …. бе бо привел отец его Святослав», – так пишут летописи.

У простолюдинов обычай «умыкания жён» сохранился вплоть до XV века вместе с другими пережитками язычества – волхвованием и поклонением идолам.

Невеста становится суженой

Принятие Русью православия повлекло за собой усложнение брачного ритуала – появились предварительный сговор родственников, сватовство, обручение, после которого юноша и девушка становились женихом и невестой перед людьми и перед Богом. От сговора до венчания могло пройти несколько лет, появились такие синонимы слова «невеста» как «суженая» или «обрученная»,

В XIV–XV веках РПЦ была вынуждена издать указ, в котором говорилось, что недопустимо отдавать замуж девочек моложе 12 лет.

Возможно, ранние браки были связаны и с выживанием, когда родители в бедной семье не могли прокормить детей и избавлялись от лишних ртов, отдавая девочек замуж. Это не могло положительно сказываться на продолжительности жизни женщин – ранние роды приводили к осложнениям, «родильной горячке» и смерти юных матерей.

Раннее замужество как спасение

В средние века на Руси девочек отдавали замуж, начиная с 12 и до 18-19 лет, в крестьянской общине незамужняя 16-летняя девушка считалась уже «старой». Интересно, что церковь возлагала на родителей обязанность устройства личной жизни дочери – если девушка оставалась в старых девах, их могли оштрафовать.

Однако родители несли ответственность и при выборе жениха: если девушку отдавали замуж насильно и после этого она сводила счёты с жизнью, с них могли спросить, и хорошо, если они отделывались одним только штрафом.

Самая юная невеста

В соответствии с летописями в XII веке невестой польского князя Болеслава стала восьмилетняя княжна из рода Рюриков, дочь князя Всеволода Mстиславича из Новгородат – Верхуслава.

Правда, ребёнка князю не отдали, бракосочетание состоялось только в 1137 году, когда девице исполнилось 12 лет. Брак был вполне удавшимся – в конце концов, Верхуслава стала великой княжной (её муж Болеслав стал Великим князем польским, получив во владение Силезию) и родила мужу трёх детей - двух сыновей и дочь, однако прожила недолго и оставила этот мир в 37 лет.

Но была и ещё одна невеста, которой в момент обручения было всего лишь пять! Речь идёт о пятилетней дочери тверского князя Бориса Александровича, который из политических соображений обручил дочь Марию с малолетним сыном Великого московского князя Василия II Тёмного Иваном III, будущем государем и великим князем всея Руси; жениху было всего семь лет.

Обручение семилетнего Ивана с Марией состоялось в Твери и сопровождалось торжествами: здесь присутствовали местный епископ Илия и все князья и бояре, которые находились под властью князя Бориса. Со стороны жениха присутствовал отец и множество бояр из Москвы. «И быс радосвелиа... а тферичи радовашеся, якож Тьферь Москва быс и два государя воедино совокупишася», – писал в похвальном слове князю Борису летописец инок Фома.

Венчались молодые в 1452 году в Москве, когда невесте едва исполнилось 10 лет, а Ивану III – 12. Ребенок у юной пары появился не сразу, Мария родила в 1458 году, когда ей было 16 лет, что считалось в те времена нормой.

Её сын Иван был удельным тверским князем, не раз сопровождал отца в походах и умер в 1490 году от «ломоты в ногах».

После рождения сына Мария прожила ещё 9 лет и умерла от отравления ядом. Отравители так и не были найдены, возможно, причиной смерти стала ссора между женщинами в семье.

Самую юную невесту Руси похоронили в Вознесенском монастыре на территории Кремля. Летописи говорил о ней, как о тихой, спокойной и очень образованной молодой женщине, прекрасной рукодельнице – сохранилась церковная пелена вышитая юной женой Ивана III, который, погоревав, вскоре женился на Софье Палеолог.

Заключение брака — важный шаг в жизни любого человека. Однако для его заключения недостаточно только желания брачующихся. Государство устанавливает ряд условий, при которых можно пойти под венец. Причем преграды для вступления в брак существуют давно. Например, 16 января 1724 года Петр первый запретил в России браки по принуждению.

Традиция образовывать семью с соблюдением определенной процедуры его оформления восходит, как это принято считать, к праву Византии, когда в конце IX столетия император Лев Мудрый издал закон, предписывающий вступать в брак не иначе как посредством церковного венчания. Только такой брак получал государственную поддержку.

В дореволюционном русском праве действительным признавался только религиозный брак. Однако ему предшествовали иные формы заключения отношений двух половинок. Истории древней Руси известны несколько способов заключения браков. Среди них наиболее древний — похищение невесты женихом без ее согласия, однако постепенно увозу невесты начинает предшествовать сговор с ней. В древние времена существовал и такой способ заключения брака, как покупка невесты у ее родственников. При этом согласие девушки не имело существенного значения.

В это время различны и формы брака. Средневековые источники сообщают о многоженстве, издревле известном у славян, реже о многомужестве. В некоторых местах практиковался пробный брак, когда невеста переселялась к жениху, а свадьба откладывалась до рождения ребенка. Если же супружество оказывалось неудачным, свадьба не устраивалась вовсе, и девушка возвращалась к родителям, получая вознаграждение. Молодые люди, не вступавшие в брак, подвергались осмеянию, что, однако, не распространялось на тех, кто давал обет безбрачия намеренно.

Ограничения и запреты к вступлению в брак касались возраста, родства, вероисповедания и т. д. Возрастные ограничения выражались в соблюдении очередности вступления в брак детей (особенно дочерей) согласно старшинству. Помимо обычного брака с переходом жены к мужу встречался брак, при котором зятя брали в дом жены. Такого жениха невеста иногда сама шла сватать, он участвовал в девичнике, готовил приданое, назывался “примаком”, “подживотником”, “привальнем”, в шутку даже “молодухой”; говорили, что он “выходит замуж”, а невеста “женится” на нем.

С момента крещения Руси серьезно меняются представления о порядке заключения брака. В России начинает действовать Номоканон — собрание византийского семейного права.

К концу XIII века согласие сторон на брак стало фиксироваться в брачном сговоре, составлением которого занимались сваты или родственники. Заключительной частью сговора является церковное обручение. Для вступления в сам венчальный брак от сторон требовалось выполнение многих условий. Одним из них был возраст. Например, для женщин в ХIV—ХV вв. он начинался с 12 до 18—20 лет. Русская церковь препятствовала заключению браков с несовершеннолетними. За преступную связь женщины наказывались пострижением в монашки, позже ограничивались штрафом. Этот запрет не распространялся на великих княжон. Ограничивалось и число замужеств, нормы христианской морали допускали только два брака. Третий разрешался только в случае смерти второго супруга и отсутствия детей.

Эпоха правления Петра положила начало развития семейного права как одной из составляющих общей правовой структуры государства. Один из первых его указов провозглашал принцип добровольности вступления в брак. Кроме этого, царь Петр пробует ввести образовательный ценз для дворян, желающих жениться, требуя при венчании справки о знании арифметики и геометрии. А в 1722 году эта идея обличается в форму Устава, суть которого в том: запрещалось женить “дураков, которые ни в науку, ни в службу не годятся”. С этого же года во всех приходах священников обязуют регистрировать акты гражданского состояния.

В середине сороковых годов этого же столетия Указом Синода запрещаются браки лиц старше 80 лет. “Брак от бога установлен для продолжения рода человеческого, чего от шлющего за 80 надеяться весьма отчаянно”. С 1775 года “семейное законодательство” пополняется новыми правилами. Заключение брака могло производиться только в приходской церкви одного из вступающих в брак. Венчанию предшествовало обязательное оглашение. Брак заключался при личном присутствии жениха и невесты. Исключение делалось лишь для лиц императорской фамилии, венчающихся с иностранными принцессами. Возраст для вступления в брак был установлен 18 лет для мужчин и 16 лет для женщин. Для вступления в брак необходимо было получить согласие родителей.

Все официальные документы, касающиеся семейно-брачных отношений, входят в свод гражданских Законов. Вот, например, что гласят статьи 106 и 107: “Муж обязан любить свою жену, как собственное тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостать и облегчать ей немощи, жена обязана повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви и неограниченном послушании, оказывать ему всяческое угождение и привязанность как хозяйка дома”.

До Октябрьской революции 1917 года браком считался союз, оформленный по религиозным канонам конфессий, к которым принадлежали лица, вступавшие в брак. Исключение составляли лишь браки раскольников, получавшие юридическое признание после их регистрации в полицейских органах. Именно эти браки представляли уже в то время не что иное, как “гражданские браки”, т. е. браки, оформленные в органах государственных.

Введение гражданской формы брака — регистрация в государственных органах и, соответственно, отмена церковной формы были произведены в России Декретом ВЦИК и СНК РСФСР 18 декабря 1917 г. “О гражданском браке, о детях и о введении книг актов гражданского состояния”.

Уже 21 октября 1918 г. было издано постановление ВЧК, которое объявляло, что “пометки в паспортах о церковном венчании… являются саботажем декрета о гражданском браке”. Однако еще долгое время регистрация “де факто” не была обязательна.

Таким образом, новая государственная власть вслед за рядом европейских государств осуществила своего рода революцию и в регулировании матримониальной сферы — переход от брака церковного к браку гражданскому. Стоит отметить, что введение гражданского брака было воспринято населением поначалу отрицательно. Однако жесткая политика государственной власти на фоне широких репрессий против церкви дала результаты: люди потянулись в ЗАГСы.

Что интересно, проект нового Кодекса законов о браке, семье и опеке РСФСР в 1926 году признавал правовую силу за внебрачным сожительством. Основными аргументами в пользу этого нововведения назывались, во-первых, большое число подобных браков (по данным Народного комиссариата юстиции, их количество к 1926 году составляло примерно семь процентов от общего числа браков и имело тенденцию к росту). Во-вторых, непризнание их правового значения больно ударяло по интересам женщины, остававшейся еще материально зависимой от мужчины.

И все же при обсуждении проекта 60 процентов собраний сельских жителей и часть городских высказались за сохранение обязательной регистрации брака. Ряд советских республик, например Узбекистан, Азербайджан, Туркмения, Таджикистан, отказались от включения аналогичных правил в свое семейное законодательство.

Словом, вокруг института брака за несколько столетий было сломано много копий. Но правовые споры ни в какие времена не мешали людям влюбляться и создавать семьи.

На процесс формирования христианских норм брачно-семейного права и свадебных ритуалов в Древней Руси большое влияние оказывали как древние языческие традиции, так и византийское законодательство о семье и браке. Для заключения христианского брака в Древней Руси , согласно церковным канонам, необходимо было соблюдение определенных требований. К ним относились возраст жениха и невесты, а также согласие на брак молодоженов и их родителей. Препятствия, которые могли служить основанием для признания брака недействительным, это наличие священнического сана, монашество, превышение разрешенного количества заключаемых браков (три), виновность в расторжении предыдущего брака, физическая неспособность к семейной жизни, недопустимый возраст брачующегося и отсутствие согласия на него родителей, кроме этого, пребывание жениха и невесты в родственных отношениях, отсутствие их взаимного согласия на вступление в брак, а также нехристианское вероисповедание одного из молодоженов.

Важнейшим условием для заключения брака являлось достижение женихом и невестой брачного возраста, дающего им возможность на законных основаниях создать собственную семью. В Древней Руси брачный возраст определялся исходя из норм византийского права, согласно которому брачный возраст устанавливался с 15 лет для юношей и 13 лет для девушек.

Имеются сведения о брачном возрасте 40 князей и 13 княжон при вступлении в первый брак в Древней Руси . Наибольшее количество женихов (57,5 %) имели возраст от 15 до 20 лет. Невесты в большинстве своем выдавались замуж в возрасте до 17 лет (92,2 %). Средний возраст вступающих в брак (19,5 для юношей и 12,8 для девушек) практический соответствовал установленным нормам. Тем не менее 10 % князей и почти половина (46,1 %) княжон вступили в брак с нарушением установленных возрастных ограничений. Так, владимирский князь Всеволод Юрьевич (XII - нач XIII вв.) женил своего сына Константина, когда тому исполнилось всего 9 лет, а сын новгород-северского князя Игоря Святославича (вторая половина XII в) Святослав вступил в брак в возрасте 11 лет. Еще больше отступлений от закрепленных церковью норм брачного возраста было при выдаче замуж княжон. Дочь владимирского князя Михаила Юрьевича (вторая половина XII в.) Елена была выдана замуж, когда ей исполнилось всего три года. Приблизительно в таком же возрасте была просватана дочь киевского князя Святополка Изяславича (конец XI – начало XII вв.) Сбыслава, но в брак она вступила позднее, в возрасте 7 или 8 лет. Суздальский князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо выдал замуж свою дочь Верхуславу в 8 лет. Как сообщает летописец, «плакася по ней отець и мати, занеже бе мила има, и млада соущи, осми лет». Аграфена, дочь потомка рода черниговских князей Ростислава Михайловича (XIII в.) венчалась в возрасте 9 лет.

Столь ранние браки в Древней Руси имели, скорее, политический характер, нежели личный. Их заключение чаще всего было связано с необходимостью породниться семьями, укрепить мирные соглашения или расширить международные контакты. Совместную жизнь таких детей-супругов нельзя назвать супружеской в полном смысле этого слова. Все их отношения исчерпывались отношениями к родителям или старшим членам той семьи, в которой они жили после вступления в брак. Несмотря на то, что духовенство отрицательно относилось к заключению таких ранних браков, они все же сохранялись на Руси продолжительное время. Даже в начале XV в. митрополит Фотий в своем послании в Новгород настоятельно приказывал, чтобы «не венчали девок менши двунацати лет, но венчайте, как на третьенацатое лето поступить».

Еще одним необходимым условием для вступления в христианский брак в Древней Руси по византийскому законодательству было согласие брачующихся и их родителей или родственников. В языческом обществе продолжительное время брак являлся, прежде всего, имущественной сделкой между родителями жениха и невесты, поэтому согласия молодых людей на брак за очень редким исключением (как, например, сватовство князя Владимира к полоцкой княжне Рогнеде) не спрашивали. Но и после принятия христианства отношение к браку и согласию на него самих брачующихся оставалось неизменным, особенно в случае заключения его между малолетним женихом и невестой, исключающим саму возможность обдуманного добровольного согласия.

Даже браки взрослых, по понятиям того времени, детей (как дочерей, так и сыновей) в княжеских семействах, судя по многочисленным упоминаниям в летописях, также весьма часто заключались по воле родителей: «Изяславъ отда дчерь свою Полотьскоу за Борисовича за Рогъволода»; «Ростислав Смоленский прося дочери оу Святослава оу Олговичи за Романа сына своего Смоленьскоу и ведена бысть из Новагорода в неделю по водохрещахъ»; «Святославъ Всеволодичь ожени 2 сына. За Глеба поя Рюриковноу, а за Мьстислава Ясыню из Володимеря Соуждальского Всеволжю». В случае если взрослый сын самостоятельно находил себе невесту, он все равно должен был получить разрешение родителей на брак. Так, сын Юрия Долгорукого Мстислав «в Новгороде улюбя себе в супружество дочь знатного новгородца Петра Михайловича, просил отца своего о позволении, которое получив, учинил брак с веселием великим».

При отсутствии родителей их полномочия в вопросах заключения брака в Древней Руси перекладывались на ближайших родственников, прежде всего братьев и дядьев. При всей консервативности традиции заключения брака случались и исключения. Иногда любовь родителей к детям была настолько велика, что они оставляли им возможность самостоятельно выбирать себе спутника жизни. Так, волынский князь Владимир Василькович (XII в.) в своем предсмертном рукописании завещал не отдавать свою любимую приемную дочь Изяславу замуж против ее воли, «но кде боудеть княгине моей любо, тоуототь ю дати».

Требование церкви придерживаться всех византийских постановлений, касающихся заключения брака, привело к появлению в Церковном Уставе Ярослава Мудрого (конец X – начало XI вв.) ряда статей, говоривших о необходимости свободного волеизъявления лиц, вступающих в брак: «Аже девка не всхочеть замуж, а отець и мати силою дадут, а что створить над собою - отець и мати епископу в вине, а истор има платити. Тако же и отрок». Другими словами, в Древней Руси родители несли ответственность за насилие над детьми в вопросах брака лишь в том случае, если последние либо совершали самоубийство, либо покушались на него.

Согласие родителей, по всей видимости, имело решающее значение лишь при заключении браков в среде знати. В низших же классах древнерусского общества в основе брака, вероятно, лежали, прежде всего, взаимные симпатии жениха и невесты, а не желание их родителей. Объясняется это не столько отсутствием необходимости заключения «династических браков» среди низших слоев населения (их представители могли устраивать подобные браки с целью получения дополнительных рабочих рук), сколько длительным сохранением пережитков язычества, прежде всего свободы общения полов во время языческих празднеств, нередко сопровождавшихся умыканиями по взаимному согласию. Угроза бегства заставляла родителей считаться с волей своих детей при заключении брака.

Служилым людям в Древней Руси для заключения брака требовалось разрешение князя, остальным - «местного начальства» (т.е. представителя княжеской администрации). Это требование появилось в связи с тем, что на Руси брак считался делом не только личным, но и общественным. Подобное требование сформировалось на основе обычая сообщать главе рода или «начальству» о своем намерении. Эту точку зрения косвенно подтверждает существование так называемой «венечной» пошлины, вносимой князю женихом и невестой, которая, вероятно, являлась платой за разрешение на брак.

Заключение и расторжение брака

Чтобы представить себе облик человека русского средневековья, мало знать историю политических бурь, дипломатических конфликтов и военных столкновений, поскольку жизнь общества не исчерпывалась ими. Большую часть жизни женщина X-XV вв. проводила в семье. Между тем о многих сторонах семейной жизни, привычных нуждах и заботах, представлениях руссов мы знаем пока недостаточно. Как, например, понимал человек раннего средневековья нравственные нормы? Каков был брачный ритуал, семейный быт? Как складывались отношения между супругами, родителями и детьми?

Летописный рассказ о древлянах, радимичах и вятичах в «Повести временных лет» позволяет предположить, что архаичные формы брака («умыкание у воды»), хотя и преобладали до принятия христианства у большинства племен, в X в. стали пережитком. Описание умыкания в древнейших летописных сводах отражает проявление согласования интересов сторон в матримониальных делах и, следовательно, свободной воли женщины в этом вопросе («и ту умыкаху жены собе, съ нею же кто съвещашеся»"). Обряд похищения невесты «у воды» совершался на праздниках в честь богини «женитвы» Лады, которые начинались ранней весной, «на Красную горку», и продолжались до середины лота - дня Ивана Купалы. У зависимого населения («на простых людех») этот обряд сохранялся долго: следы его прослеживаются в былинах, песнях и даже в церковных документах XIII -XV вв."

Другая древняя форма закрепления брачных уз, сосуществовавшая в раннефеодальной Руси с умыканием,- «брак-приведение» с договорными элементами («поляне... брачные обычаи пмяху: не хожаше зять по невесту, но приводяху вечер, а завтра приношаху по ней, что вдадуче») - свидетельствует уже о частичной утрате женщинами права.на проявление свободной воли при выборе супруга и преимущественной роли в этом деле родственников или родителей невесты.

Слова «приводить», «нести» за кого-то неоднократно употребляются летописцем при описании брачных союзов князей («Игореви взраетъшю, и хожаше по Олзе и слушаше его; и прнведоша ему жену от Плескова, именем Ольгу»; «у Яро-полка же жена Грекиня бе, и бяшс черницею, бе бо привел отец его Святослав»), а также в тех случаях, когда подчеркивалась несамостоятельность женщины как субъекта в матримониальных делах, выражаемая в безличной форме «ведена бысть» (введена бысть дщи СвятополчаСбыслава въ Ляхы за Болеславам; «ведена дщи Володарева за цареричь Олексиничь, Царю-городу»)

Спорным по сей день является вопрос, существовала ли в древнейшей Руси «купля жен», известная как брачный обряд многим славянским народам и описанная арабскими авторами^ Но и сам термин «вено» понимается двояко. Традиционным для русской историко-юридической литературы является толкование его как платы, суммы выкупа за невесту6. В то же время ряд свидетельств позволяет рассматривать термин «вено» как синоним ((приданого» в древнерусском юридическом быте, что исключает существование «купли» в истории русского права («...убо муж да възратит жене и вено, аще възят что от нея ино»; «и дасть Корсунь царсма за вено»").

С 988 г., с крещения Руси и присвоения церковью монопольного нрава утверждения брака6, начали складываться нормы брачного права, включавшего в себя и определенные свадебные ритуалы,- Процесс этот шел двумя путями: через трансформацию древних семейно-,1 брачных обрядов в правовой обычай и через узаконение1 решений органов церковной власти, опиравшейся в своих действиях на византийское брачное право 9. О влия-; нии давних брачных традиции на нормы семейного; права свидетельствуют русские памятники X-XI вв.,| упоминающие предварительный брачный сговор, которому предшествовала своеобразная помолвка. Однако она не была заимствованием элемента византийского обряда: известно, что в X в. сватов к великой княгине Ольге слал древлянский князь Мал. По русскому обычаю, помолвке сопутствовала трапеза у родителей невесты. Ели пирог-каравай, кашу и сыр. Разрезание сыра закрепляло помолвку, а отказ жениха от невесты после этой процедуры как оскорбление чести женщины карался штрафом: «...за сыр гривну, а сором ей три гривны, и а что потеряно, за то ей заплатити...»

Брачный сговор (ряд) был следующим элементом установления супружеского союза на Руси. Родители договаривались о размерах приданого и предполагаемом дне свадьбы, если, конечно, устанавливалось согласие самих молодоженов, в том числе невесты. J3. русских Кормчих получение согласия вступающих в семейный союз определяется как важнейший элемент брачного процесса п.

Отсутствие права свободного выбора женщиной жениха рассматривается как серьезный аргумент в пользу те;;иса о приниженном социально-правовом положении русских женщин в X -XV вв.12 Поскольку брачный сговор имел прежде всего характер имущественной сделки, заключительное решение действительно принималось родителями или родственниками невесты. Однако это не являлось ограничением прав именно женщин: брачные дела сыновей, как правило, тоже вершили родители; «Всеволод [Ольгович] ожени сына своего Святослава Васнлковною...»; в 1115 г. «.повеле Дюрги [Владимирович] Мьстиславу, сыыови своему, Новегоро-де женитися...». В источниках есть свидетельства того, что на Руси - в отличие, например, от Чехии и Литвы - интересы вступающей в брак женщины все же учитывались ее родственниками. Летописный рассказ о полоцкой княжне Рогнеде, не пожелавшей выйти замуж за князя Владимира, несмотря на свой легендарный характер, тем не менее факт к\ О юридическом закреплении прав женщин на изъявление собственной воли в делах о замужестве свидетельствуют статьи Устава князя Ярослава Владимировича о денежных гк"нях, налагавшихся на родителей не только в экстремальных ситуациях (самоубийство из-за брака поневоле), но и в тех случаях, «аще девка воехощет замуж, а отец и мати пе дадять» В чешском и литовском праве наказывались не родители, а девушка за самовольный выход замуж (она лишалась своей доли имущества, приданого и пр.)

Надо полагать, что в среде зависимого населения на ранних этапах развития древнерусского государства брачные отношения тем более складывались под влиянием личной склонности. На это указывает статья Русской Правды (РП) о трех источниках обельного холопства, среди которых назван и брак свободного с рабой, не оговоренный условиями. Примечательно, что не только в РП, но и в поздних актовых и законодательных памятниках нет указаний на то, что свободная -женщина, выйдя замуж за холопа, теряла свой более высокий социальный статус. До нас дошла, например, грамота конца XIV в.- духовная Остафпя Ананьевича, в которой большинство жен холопов и их дочери названы свободными, хотя сыновья от этих браков остались рабами, поступив в собственность холоповладельца. Заметим, что западноевропейское средневековье знало лишь обратную ситуацию: например, женщина во франкской деревне, выйдя замуж за человека более низкого социального статуса, оказывалась «запятнанной:-» браком с ним

Изменения в положении жен древнерусских холопов произошли, по-видимому, лишь в конце XIV -XV в. и были связаны с общим усилением крепостничества. Судебник 1497 г., называя в ст. 66 те же три источника обельного холопства, что и РП, дает кардинально другую трактовку похолопления через брак: «по рабе холоп, по холопе раба»16. Напрашивается предположение, что ст. 06 Судебника лишь закрепила установившееся в то время положение вещей, когда жены холопов считались свободными только юридически, а фактически находились в полной зависимости от холоповладельца. После издания Судебника 1497 г. появились грамоты, отражающие претворение его норм в жизнь: в докладной записи Ивана Федоровича Новокщенова (1497 - 1505 гг.) сообщается, что «Авдотья Иванова дочь Костыгина», «девка вольная», пошла «за холопа Захарцу, а но его холопи далась ему в робы...». Но в записи «О разлучении» (конец XV в.), мало привлекавшей внимание историков, жене предоставляется право расторжения брака, если муж скрыл свое холопство, а мужу аналогичное право не дается: не потому ли, что формула «по холопе раба» в XV в. не сразу стала привычной, входила в практику с трудом и «вольные» женщины стремились по-прежнему оставаться свободными при мужьях-холо-иах? О существовавшем противодействии формуле «по холопе раба» говорят и соответствующие грамоты XVI в. Так или иначе Судебник 1589 г. вернулся к нормам РП: «А по государеву указу по рабе холоп, а по холопе робы нет».

Заключение («вольными» женщинами в XV в. браков с представителями непривилегированных сословий является неоспоримым свидетельством самостоятельного решения ими этих вопросов. При заключении таких браков ограничения исходили со стороны не родственников, а феодала-холоповладельца. Так, в берестяной грамоте № 402 свободный торг зависимыми людьми проступает довольно отчетливо: «Поклон о г[оспоже]. Жонку ту дала за своего паро[бка]». Для актов XV в. эта ситуация достаточно обычна. Например, в 1459 г. Есип Дмитриев Окинфов получил «в приданые» «пароика да девочку», которых и женил по своему усмотрению. Более того, церковные поучения XV в. требуют даже наказания для господина, «аще рабы не дасть замуж». В среде свободного населения дееспособными лицами, заключавшими брачную сделку, были сами будущие супруги.

К концу XIII в. согласие сторон на брак стало фиксироваться в брачном договоре, или ряде, составлением которого после сговора занимались сваты или родственники. Элементы этой традиции встречаются в Уставе Ярослава Владимировича в статьях о «свадебном:) п «огородном-/, но сам институт брачного договора получил развитие позже: рядная грамота Тешаты и Якима - одна из первых по давности - датируется концом XIII в. К этому времени относится и грамота на бересте {№ 377): «...от Микиты ко Ульянице. Пойди за мене. Яз тебе хоцю, а ты мене. А на то послухо Игнато...» iq

Заключительной частью брачного сговора в XIV - XV вв. являлось церковное обручение, ставшее закрепленным общественной моралью обязательством жениться на девушке: «...аще кто девицу обручену нужою поиметь, не леть же ему иное пояти, но ту имети жену». Даже в случае, если обрученную «инь некто прельстит и осквернит», жениться на ней закон повелевал обрученному жениху 2".

Члены литовского посольства 1492 г., прибывшие для переговоров о сватовстве Александра Каэимнровича к дочери Ивана Ш Елене Мваиовпс, «ели у великого князя», «говорили О любви и о докончашш». Через два года при повторной попытке сватовства была представлена «грамота верющая» князю И вин у Ш, «абы дал за нас дочь свою». От названия деталей обряда произошли и синонимы слова «невеста» - «суженая» (о ней судили сваты) и «обрученная» (в результате сговора 5нли рука об руку). В. И. Даль допускал возможность толкования обручения от слова «обруч» (браслет). При обручении могли присутствовать, по-видимому, лишь те, кто не был дважды женат (замужем). Так, при обручении Александра и Елены Ивановны был отстранен от участия в обряде один из послов по причине вторичной женитьбы. Обручение подтверждалось грамотой. Как обряд оно получило распространение не сразу и поначалу лишь в среде свободного населения, господствующего класса. «Чин, обрученье девице и мужю, царем и прочим» (XIII и.), опубликованный М. Горчаковым в XIX в., предписывает следующие обрядовые действия: «...предстанет же хотящая обручиться перед святыми дверми олтаря и положить па десной стране трапезы иерьстнй два, злот и железин. Железный убо надесно, златый же налево близь собе и перекрестить трижды.,.»"

Представителям клира было необходимо заставить своих «сынов;) н «дщерей» смотреть на заключение брачных уз как на акт религиозный, по церемония заключения брака, бытовавшая в рассматриваемое время, свидетельствует о тщетности этих стремлении. Брак оставался гражданским актом, лишь освящаемым благословением церкви. Детали предсвадебной церемонии свидетельствуют, что брак по способу заключения (брачный сговор, ряд) сразу стал неким особым видом гражданского договора. Живучесть свадебного пиршества как традиции выражает тот факт, что на Руси придавалось большое значение общественному признанию брака.

Для вступления в сам венчальный брак от женщин на4. Руси требовалось выполнение многих условий. Одним из j них был брачный возраст: 13-14 лет, в XIV -XV вв.- j от 12 до 18-20 лет. Правда, зачастую условие это не/ соблюдалось, особенно когда вплетались политические мотивы: княжна Верхуслава Всеволодовна, когда ее «выдавали замуж», была «млада суще осьми лет»;; Иван III был обручен, точнее, «опутан красною деви-" цею» пяти лет от роду стараниями тверского князя i Бориса Александровича. Однако такие браки соверша- лпсь лишь в среде господствующего класса. В дальнейшем ранние браки были ограничены запретом митрополита Фотня венчать «девпчок меньши двупадцати лет»".

Русская церковь препятствовала заключению браков с иноверцами: «Иже дщерь благоверного князя даяти замужь в ину страну, иде же служат опреснок и съквер-ноеденпю не отметаются, недостойно зело и неподобно правоверным сотворити своим детем сочетание: божественный устав и мирскый закон тоя же веры благовер-ство повелевает поимати»23. За преступную связь с иноверцем «русска» (так называет женщину Устав князя Ярослава) наказывалась насильным пострижением в монашество; позже в ряде земель наказание ограничивав лось штрафом. Этот запрет не распространялся на великих княжон, многие из которых были выданы замуж за иностранных королей.

Представители клира старались не допускать в браке смешения социальных и классовых различий: крестьянка и холопка в лучшем случае считались «меныница-ми», т. е. вторыми женами; в худшем - свободный должен был или отказаться от притязаний на законное закрепление подобных отношений, или согласиться во имя брака стать холопом. Не случайны и в поучениях «Пчелы» (XIV - XV вв.) слова «от раб ведома есть жена зла и неистова)>; они свидетельствуют о стремлении церковников устрашить посягнувшего на заключение брака с женщиной более низкого социального статуса J5.

Ограничивалось и число замужеств: нормы христианской морали позволяли не более двух, ибо «бог совокупи - человек не разлучает». В феодальных республиках был разрешен и третий брак по смерти второго супруга и в случае, «аще кто будет млад, а детей не будет у пего от церв иго брака нл от стораго^Если брак заключался в четвертый раз, четвероженца "немедленно «раз-лоучали» и лишали причастия, «доиельже разрешится беззаконного брака», ибо /«первый брак - закон, второй - прощение, третий - законопреступленне^ четвертый - нечестие: понеже свиньское есть житие»?6.

Древнерусской женщине любого сословия запрещалось вступление в брак с лицами, близкими ей не только по крови, но и по свойству, а также по родству возможному или будущему, В «Уставе о брацех» говорится о запретах близкородственных брачных отношений до шестого «коленам (степени родства). За нарушение этого предписания по византийскому закону наказывали плетьми, на Руси карали денежными штрафами"7.

Сохранение невинности до брака закон не рассматривал как условие для его заключения. Девственности церковный закон требовал лишь от будущих жен представителей клира, а с людей мирских предписывал лишь взимать штраф в том случае, если «замуж пошла нечиста». Ведь главной целью церковников было венчать и венчать, утверждая церковную форму брака дельно от жениха, что символизировало ре неизвестность будущему супругу (отсюда т.само название «невеста», т. с. «неизвестная»). «Афоризмы» древнерусской «Пчелы» тоже косвенно свидетельствуют о бытовании традиции неизвестности невесты жениху до свадьбы: «В мутно воде we вндети дна, а в невесте не разуметй истины». Впрочем, принцип неизвестности существовал, по-видимому, не везде,учто дало основание Н. И. Костомарову упомянуть об|одной новгородской свадьбе XV в., когда перед поездкшГк венцу дружка кричал: («Мы не фату приехали смотреть, а невесту!.. И жених видел свою суженую»

В день свадьбы в «среднюю» палату первой входила невеста. Перед ней несли каравай с деньгами - к сытой и богатой жизни будущей семьи. Примечательно, что такое пожелание относилось именно к ней: в невесте видели, возможно, будущую распорядительницу домашним бюджетом. Перед венчанием жениху и невесте «голову чесали»; обычай этот сохранился в обряде с дохристианских времен^ но дошел до нас лишь в описании рукописи XVII в.; «Да у жениха и невесты... гребнем голову чешут; да иные вражьи есть натен...» Как ВИДИМ, обряд «чесания» к XVII в. превратился уже во «вражью затею» и даже «бесовское действо», однако в рассматриваемое нами время он был широко распространен, ибо предшествовал надеванию кики и повойника с фатой - отличительных головных уборов замужних женщин на Руси

Перед поездкой к венцу невесту осыпали хмелем - «к веселью» 3S, вносили ритуальные предметы: шубы (к богатству), незашитые соломенные тюфяки и даже просто снопы (к легким родам) и т. п. Желанием сохранить любовь мужа объясняется существование обычая «баеинон воды». Еще в XII в. черноризец Кирик спрашивал у новгородского епископа Нифонта разрешения налагать недельную епитимью на тех невест, которые устраивали перед венцом ритуальную баню, «мыльню», а воду после нее давали нить будущим мужьям, чтобы те их любили; Обрядовые действия, связанные с «мыльней», упоминаются и в свадебных записях XV в.

Г определения ее «почестности» "-едвалн не единственный, унижающий женщину, в системе свадебных обрядов, бытовавших в то время. «Действо» это не было частью народного обычая, являясь следствием распространения церковного венчального брака и связанного с ним требования сохранения невестой целомудренности | до него: «...не причащайте, женивши, а девицам потому / же, которая замужь пошла нечиста...»/0

Что касается других обрядовых действий, отразивших социальный статус и права древнерусских женщин, то их толкование может быть различным. Например, широко известен в этнографической науке обрядовый эпизод разувания женой мужа, упомянутый еще Нестором (полоцкая княжна Рогнеда отказывается «розути робнчнча»). В летописях более позднего времени и в актовом материале других свидетельств бытования этого обряда нет, что позволило некоторым исследователям увидеть его отмирание "". Между тем в сказаниях иностранцев, посетивших Россию в XVI-XVII вв.> есть эпизод разувания, правда в форме обрядовой игры за будущее место жены в семье и ла ее права: «Молодой кладет в один из своих сапог деньги, золотые и серебряные... Молодая должна снять один сапог по своему усмотрению. Если ей удается снять тот сапог, в котором деньги, она не только получает их, но и впредь с того дня не обязана снимать с мужа сапоги...»у Аналогичный смысл имело и обрядовое разбивание кубка, упомянутое в свадебной записи XV в. Если прежде велось «бить скляницы» только на счастье, то в середине XV в. тот же:шиэод обряда, выраженный в игровой форме, имел уже иной смысл - борьбы за приоритет в семье: «кто из них (жених или невеста,- Н. П.) первый наступит, того и победа, и тот всегда будет господином»3". Даже такие подарки жениха невесте, как иголки (казалось бы, символ домашней работы) или плеть, могли выражать в X-XV вв. прежнее обрядовое значение, а не только патриархальную власть мужчины в доме, которая к XVI в.-была действительно законодательно закреплена и освящена церковью. В условиях долгого бытования дохристианских ритуалов, борьба с которыми отнюдь не завершается и в XVI в., указанным предметам в XV в. мог придаваться старый, магический смысл, не сводимый к унижению и подчиненности женщины 38. С распространением и утверждением ь XVI- XVII вв. церковного учения о патриархальном владычестве в семье, зафиксированном «Домостроем», происходило своеобразное слияние традиционной предметной символики в старых обрядах с новымн и возникающими обрядами. Взятые в целом, они отражали противоречивые изменения в социальном и семейном положении древнерусских женщин.

Древнерусское бракоразводное право также возникло вместе с принятием христианства и распространением венчального брака, и, хотя светские власти неоднократно вмешивались в эту сферу деятельности церкви («звлаща (особенно,- Н. П.) в справе разводув мальженьских»), именно церковь являлась монопольным регулятором его развития J . В отличие от византийского законодательства в русском юридическом быте были иные поводы к признанию брака недействительным |0, а основанием к его прекращению считалась лишь смерть одного из супругов. Церковники принимали развод лишь как уступку человеческой слабости, и вся церковная литература была буквально пронизана идеей о божественности происхождения, а потому нерасторжимости брака («не мозите жен у мужей отиматп, яко тем же законом со-въкупишасяи на том же судищи стати имуть,..») "". Тем не менее уже в эпоху Устава князя Ярослава Владимировича русская церковная практика располагала широким перечнем поводов к разводу.

Основным поводом к разводу с древнейших времен считалось прелюбодеяние, по-разному определявшееся для каждого из супругов. Муж признавался прелюбодеем лишь в том случае, если имел на стороне не только наложницу, но и детей от нее "-. Подобная ситуация, судя но епитимийным памятникам, встречалась нередко в древнерусском быте, причем в церковных поучениях и летописных свидетельствах особенно часто упоминается такое двоеженство, когда «меньшицей» была женщина более низкого социального статуса, в том числе раба. Замужняя женщина считалась совершившей прелюбодеяние уже тогда, когда вступала в связь с посторонним мужчиной ч\ Прелюбодеяние, совершенное в результате насилия, не считалось изменой (подтверждение тому - канонические ответы митрополита Иоанна II 45). Разнились и наказания за прелюбодеяние. Женщина вначале не обладала правом развода по причине неверности мужа: виновный супруг лишь наказывался годом епитимьи и денежным штрафом («лепше иного человека въскупити, абы ся и другая на том казнила», т. е. чтобы и другим неповадно было). Муж же имел право развода с женой, которая ему изменила; священнослужители, жены которых допустили адюльтер, не/ только имели право, но и были обязаны развестись^ в противном случае «без священьства есть».."«Аще ли нрелюбы сътворила от него, то видит го своими очима, а не оклеветает ближняго своего, то да пустит ю»,- требовали нормы греческого семейного права, имевшие в XIII -XIV вв. большое распространение на Руси.

Муж имел право развода с женой и по ряду других поводов, приравнивавшихся к прелюбодеянию: «...аще подумаеть жена на своего мужа зелием, или иными людьми, а она иметь ведати, что мужа ея хотят убнти...; аще жена без мужня слова иметь с чюждими людьми ходити или пит и или ясти, или оироче дому своего спати, а о том уведает муж 47; аще ли жена иметь, опроче мужа своего воле ходити по игрищам... а мужь иметь съчпвати, а она не послушает...; аще жена на мужа наведеть тати...»уи т. д.4а Изучение юридических норм XIV -XV вв. в сопоставлении с процитированным выше Уставом князя Ярослава Владимировича позволяет заметить, что на Руси бытовали византийские нормы, утверждавшие снисходительное отношение к поведению женщины. Например, Устав считал поводом к «разлоучению» разговоры женщины с посторонним мужчиной; в XIII -XIV вв. положение уже иное: «...аще [муж] в ином месте обрящет таковаго с. своею женою беседующе или у цер-кве... волостелю да предаст..", ИЛИ ЯКО же хощеть, вины объявливати по закону и доводити...»

С развитием феодального права женщина получила даже право развода по причине неверности супруга (XV 1в.)

Правами на развод по физиологическим причинам обладали равным образом оба супруга. Этот повод к разводу был официально признан уже в XII в. В случае разлучения по этой причине женщина уходила из семьи со всем своим имуществом: «...и приданое с нею все въследует жене, и отдасть ей все муж, еже аще приял будет...» К XV в. относится разрешение митрополита Фотия «поимети» третью жену, <<аже детей не будет ни от перваго брака, ни ото втораго»

Право на развод по материальным причинам закреплялось за каждым из супругов: «...аще жена на мужа наведет тати, велит покрастп двор мужа своего... про то их разлучити; «велми зло будет, яко... не мочи держати (содержать,- Н. П.) жене мужа». Кпископ Нифонт специально остановился на случаях, когда жена «долг мног у мужа застанет» и когда супруг «порты ее начнет грабити». ]В соловецкой Кормчей 1103 г., как и в более раннем памятнике - Уставе князя Ярослава, за кражу женой у мужа последнему дозволялось только «казнить» жену, а развод воспрещался, ибо церковь стремилась сократить число поводов к разводу

В памятниках канонического происхождения есть указания на некоторые особые поводы к разводу. Правом разлучения по ряду из них обладали оба супруга, например в случае принятия монашества мужем или женой. Расторгать таким образом законные браки призывали женщин еретики. Церковный же закон в качестве ответной меры оговорил этот повод к разводу обязательным согласием другого супруга на разлучение и пострижение. Соглашение, такого рода изложено летописцем под -1228 г.: «Святослав отпусти княгиню свою по свету, "всхотевши ей в монастырь, и дасть ей наделок мног».

Памятники XV в. свидетельствуют о том, что право на развод на Руси могло быть и односторонним; были поводы к разводу, правами на который обладала только женщина. Так, жена имела право развестись, если муж скрыл свое холопство или продался в пего без ее ведома: «...чин холоп, утаився, поймет жену, а жена та не восхо-щет с ним в робе быти, тех разлучити». Данная запись могла появиться лишь после фиксации правила «по рабе холоп, по холопу раба» в Судебнике 1.49-7 г. Жена.могла развестись с мужем («не виновата, идучи от него») и п случае, аже муж не лазитъ на жену свою без совета» (т. е. является импотентом),. Право на развод жена имела и в случае бездоказательного обвинения супругом в «злом деле» («аще муж на целомудрие своея жены коромолит»). Интересно, что при разводе по такому поводу при наличии детей муж должен был оставить «свое стяжанье» семье.

Правом развода по ряду поводов обладал только мужчина. Муж мог потребовать разлучения под предлогом «порчи жены», как великий князь Семен Иванович, пли в случае несогласий между ним и родственниками со стороны жены. Так, Ярослав Святославич, готовясь к войне с Владимиром Мономахом, «умыслил с женою своею, Владимировою внукою, без всякой причины от нея развестись...»; волынский князь Роман Мстиславич, начиная войну с Рюриком Ростиславичем, намеревался «пустить» жену свою, дочь Рюрика, принудив ее к пострижению.

«Роспуст», или самовольный развод, о котором идет речь в последнем летописном свидетельстве, был объектом борьбы как церкви, так и княжеской власти, Примечательно, что самовольный уход из семьи практиковался на Руси и мужчинами, и женщинами. Если против «роспустов», совершенных мужьями, выступал еще Устав князя Ярослава, вставая на защиту «старых», или законных, жен и требуя «казнию казнити» непостоянство мужчин, то в XIII - XV вв. представители клира вели борьбу уже против аналогичных проступков со стороны женщин («аще жена, оставя мужа, за иныи пойдет...»). Так, новгородский епископ Феодосии наказывал священникам не венчать тех «пущенниц», которые «за иные мужья посягают беззаконно, мятущпсь.... Нередкими в древнерусском семейном н юридическом быте были случаи «оставления» супруга и венчания с другим по причине долгого отсутствия мужа. Стремясь утвердить постоянство в семейной жизни,"(церковный закон запрещал «поймать жену иного мужа», ушедшего воевать, в течение как минимум трех лет («лета три звращения ждати мужже»). После этого срока священники смотрели лояльно на новый брак. Примечательно, что, когда жена самовольно уходила к другому мужу, «финансово ответственным лицом» за этот проступок считалась не она, а ее новый муж, который и платил митрополиту «продажу» (штраф)

Нормативные документы, отразившие наказания за «роепусты» без ведома церковных властей, указывают на пристальное внимание представителей клира к нравственной стороне брачных отношений. Во всяком случае при самовольном уходе мужа от жены с, него кроме штрафа в пользу церкви взималась большая сумма как своеобразная компенсация за «сором» (моральный ущерб). Размер пени зависел от статуса и достатка распадающейся семьи: «Аще пустит боярин жену великих бояр, за сором ей 300 гривен, а митрополиту пять гривен золота; меньших бояр - гривна золота, а митрополиту гривна золота; нарочитых людей - 2 рубля, а митрополиту 2 рубля; простой чади - 12 гривен (как за убийство представителя этой социальной группы по РП! -И. П.), а митрополиту 12 гривен...» В случае развода по инициативе мужа -- без законных на то оснований! - денежный штраф налагался, по-видимому, лишь на него самого: «...аще, муж с женою по своей воле распустится, епископу 12 гривен ».

В XIV - XV вв. возможности такого «добровольного» развода все более ограничивались и отчетливее становилось стремление церкви сократить количество законных поводов к разводу. Так, митрополит Даниил в конце XV в. требовал узаконить лишь один из них: «...не подобает мужу от жены разлучатися, разве блудные вины». Сохранялся как повод к разводу постриг одного из супругов. Разводные грамоты, дошедшие до нас от более позднего времени, свидетельствуют, что муж в случае выхода из семьи должен был помимо штрафа возвратить жене не только се имущество, приданое и т. п., но и часть совместно нажитого: кудель, рожь и пр.; жена же обязывалась не предъявлять таинственных претензий. В грамоте обязательно указывалось, что -роспус:т:> совершен добровольно.

В церковных нормативах оговариваются и случаи, которые пи при каких обстоятельствах не могли быть поводом к разводу. Так, в XII - XIII вв. брак налагал на супружескую чету обязанности по взаимному уходу и содержанию в случае болезни. Даже если у жены или мужа обнаруживалась «слепота ли долгаа болезнь», «лихий недуг», «про то нельзя их пустити, тако же и мужа». Правда, с течением времени это правило исчезло из канонических сборников, и «Правосудие митрополичье» (XIV в.) зафиксировало уже обратную статью («про то отпустити ея, тако же и мужа»). По-видимому, несогласная жизнь супругов или взаимная неприязнь, т. е. причины нравственно-психологического порядка, также не считались достаточно веским поводом к «разлоучению».

Итак, элементы традиционного ритуала закрепления семейных уз трансформировались за несколько столетии в предсвадебные и свадебные обряды, типичные для венчального брака, освященного церковью. Узаконивая венчальный брак, церковь выступала в качестве регулятора в решении матримониальных дел: церковные законы устанавливали определенные наказания за насильную или несвоевременную выдачу замуж, за моральное оскорбление, наносимое возможным отказом жениха от невесты, или за несоблюдение других условий, необходимых для заключения брака., что в конечном счете отвечало интересам женщины. Узаконение каноническими памятниками различных поводов к разводу, правом на который в древнерусском государстве обладали женщины разных сословий, также свидетельствует об относительно высоком для средневековья юридическом статусе древнерусских женщин. Вместе с тем именно христианская церковь стремилась утвердить мораль «социального торможения», покорности и подчиненности женщины. Поэтому она не препятствовала проникновению в «священное таинство» брака элементов гражданского договора, сделки, которую устраивают родители ы, стремясь подчинить женщину вначале, при заключении брака, воле родителей, а после свадьбы - мужу.

В наше время отношения, где мужчина моложе женщины, не редкость, хотя общество, как правило, смотрит на это не слишком положительно. А как обстояло с этим дело на Руси в старину?

Почему на Руси были приняты ранние браки?

В Древней Руси брачный возраст определялся исходя из норм византийского права и соответствовал 15 годам для юношей и 13 – для девушек. Однако эти нормы часто нарушались, особенно если речь шла о людях знатного происхождения. Так, известно, что князь Юрий Долгорукий женился на 11-летней девочке. Новгород-северский князь Игорь Святославич женил своего сына Святослава в 11-летнем возрасте. Владимирский князь Всеволод Юрьевич женил сына Константина в 9 лет.

Еще один владимирский князь Михаил Юрьевич выдал замуж свою дочь Елену в три года. Дочери киевского князя Святополка Изяславича и суздальского князя Всеволода Большое Гнездо были выданы замуж в 8 лет. Черниговский князь Ростислав Михайлович устроил брак своей дочери Аграфены в 9 лет.

Столь неестественно ранние браки заключались прежде всего по политическим причинам. Это было связано с необходимостью скрепить отношения с тем или иным знатным соседом ради получения экономической и политической выгоды. Супружескую жизнь венчанные дети начинали вести только при достижении половой зрелости.

Далеко не всегда при этом муж и жена были ровесниками, или муж старше жены. Если этого требовали политические интересы, то на разницу в возрасте смотрели сквозь пальцы. Так, Петр I был тремя годами моложе своей первой супруги Евдокии Лопухиной. На момент заключения брака ему было 16 лет, а ей 19. Брак устроила мать Петра, царица Наталья Кирилловна, урожденная Нарышкина.

Особенности крестьянского брака

В 1830 году император Николай I издал указ, согласно которому для девушек брачный возраст устанавливался с 16, для юношей – с 18 лет. Во второй половине XIX столетия большинство русских девушек вступали в брак в 17-20 лет, парней - в 19-21 год. В крестьянской среде с женитьбой старались не тянуть, когда дети «входили в возраст». Опасались, что, став постарше, парень выйдет из родительской воли и приведет в дом неугодную жену. Юная невестка-полуребенок также была более желательна, чем девица в годах, ее легче было приучить к послушанию в семье мужа.

В крестьянских семьях старались, чтобы разница в возрасте между молодыми не превышала двух-трех лет. Браки, неравные по возрасту, были нежелательны прежде всего из-за вероятности раннего вдовства: «Лучше семь раз гореть, чем один раз овдоветь».

Браки, когда муж был на 10-15 и более лет старше жены, являлись среди крестьянства сравнительной редкостью и осуждались. Зато к случаям, когда жена была на несколько лет старше мужа, относились вполне лояльно. Дело в том, что от жены требовалось овладеть определенными хозяйственно-бытовыми навыками, вследствие чего девушки порой задерживались в родительском доме. В молодой видели прежде всего работницу.

Наверное, все прекрасно помнят строки из пушкинского «Евгения Онегина», где няня рассказывает Татьяне Лариной:

«Мой Ваня

Моложе был меня, мой свет,

А было мне тринадцать лет».

По-видимому, в семье будущего мужа просто не хватало рабочих рук. Иначе как объяснить, что в случае с Ваней не стали ждать даже ранее установленного 15-летнего возраста?

Наши дни: по любви и по расчету

На рубеже XIX-XX веков брачный возраст повысился, так как в 1874 году была введена всеобщая воинская повинность. Все пригодные к военной службе мужчины должны были проходить ее по достижении 21 года. Длилась служба от 3 до 6 лет. Соответственно молодой человек мог позволить себе жениться только в возрасте 24-27 лет. В связи с этим и женщины стали вступать в брак позднее.

Постепенно выросла и продолжительность жизни, да и быт стал не таким тяжелым. Поэтому необходимость в раннем заключении браков и в женах-работницах становилась уже не такой острой. Так мы пришли к сегодняшней норме, когда браки заключаются либо сообразуясь с чувствами, либо с финансовым расчетом, а на разницу в возрасте смотрят несколько иначе, чем сотни лет назад.